В интервью «Бизнес Онлайн» глава Татарстанской митрополии рассказал о состоявшей в рамках XI заседания совместной российско-иранской комиссии по диалогу «Православие — Ислам» поездке в Тегеран.
«В Иране практически нет нищеты и серьезного социального расслоения»
Впервые я побывал в Иране 23 года назад, то есть в далеком 1995 году. В то время я проходил служение в Отделе внешних церковных связей (ОВЦС) под руководством нынешнего Святейшего Патриарха, а тогда — митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла. И передо мной стояла задача побывать в Тегеране, изучить ситуацию и таким образом проложить дорогу в это исламское государство для Русской Православной Церкви. Такое решение было принято не случайно: мы знали, что в Тегеране есть полузабытый православный храм, построенный еще в августе 1944 года — всего через полгода с небольшим после исторической встречи на этой земле Сталина, Черчилля и Рузвельта. Этот собор святителя Николая состоял в ведении Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ). Когда-то он окормлял русскую эмиграцию, но к середине 1990-х годов постепенно пришел в запустение и на протяжении практически 20 лет не имел своего пастыря. Поэтому православные верующие Ирана решили обратиться в Московский патриархат, и сегодняшний Святейший Патриарх, у которого я в ту пору был заместителем, решил направить меня в Иран.
Я приехал, осмотрелся, познакомился с местной православной общиной, пообщался с руководством Ирана, его тогдашними религиозными лидерами и договорился о том, что власти не будет препятствовать созданию в Тегеране прихода, относящегося к Московской патриархии. Таким образом, моя первая миссия на этой земле была выполнена. Через Священный Синод вскоре было проведено решение о принятии под нашу юрисдикцию иранской православной общины. Но какой же храм без пастыря? И тогда я решил направить в Тегеран своего секретаря, архимандрита Александра (Заркешева). Он стал настоятелем собора святителя Николая.
Я помню, как отец Александр поначалу сомневался и расстраивался по поводу того, как же далеко от России ему придется осуществлять свой пастырский долг. В эту свою майскую поездку я в очередной раз встретился с ним. Все эти 23 года он провел на Ближнем Востоке и уже открыл действующий православный храм не только в Тегеране, но и в Объединенных Арабских Эмиратах. Конечно, я никогда не терял из виду ни своего бывшего секретаря, ни его деятельность в Иране и Эмиратах — хотя бы потому, что чувствовал за него ответственность. И я видел, как менялся за эти годы Иран. Все-таки 1995 год еще незначительно отстоял по времени от исламской революции 1979 года. Тогда на улицах можно было встретить множество женщин в полностью закрытой одежде и в чадрах, а сейчас Тегеран больше похож на обыкновенный современный город без всяких пуританских излишеств. Многие из тех, кто представляет Иран исключительно по сообщениям СМИ, были бы чрезвычайно удивлены, если бы увидели эту страну своими глазами. Тегеран — это мегаполис с населением почти в 15 млн человек, но при этом очень опрятный и чистый.
Остается лишь удивляться тому, как государство, перенесшее многолетнюю санкционную блокаду, не только не деградировало, но и стремительно развивалось. Там практически нет нищеты и серьезного социального расслоения. Наряду с властью аятолл, которая по-прежнему очень сильна, заметны и ростки явно прозападных настроений. Глобальная пропагандистская машина работает и здесь. Но надо отдать иранцам должное: они все-таки гораздо более патриотично настроены, чем многие народы на постсоветском пространстве. Когда в конце декабря 2017 года в Иране вспыхнули протесты, никто из протестующих не захотел принимать так называемую руку помощи, тут же услужливо протянутую им Западом. Общий вердикт был таков: «Да, нам многое не нравится в нашем государстве, но мы сами разберемся, что с этим делать». Дональда Трампа, который сочувственно отзывался о «взыскующих свободы» иранцах, они почти единодушно объявили «сатаной». И это была позиция не каких-то отдельных людей, а всего народа.
«Еще один момент, который мне запомнился из моей беседы с великим аятоллой, — это разговор об отношении к христианам»
Нынешняя моя поездка в Тегеран проходила в рамках XI заседания совместной российско-иранской комиссии по диалогу «Православие — Ислам». Я возглавлял православную делегацию и выступал с докладом о связи религии и окружающей среды. Как отметили на сайте ОВЦС, наша встреча проходила на «беспрецедентно высоком уровне». С одной стороны, это были вроде бы чисто богословские беседы и переговоры, но на них присутствовали один из вице-президентов Ирана и ведущие министры. Впрочем, это как раз легко объяснимо: в исламской республике политика не сильно отделена от богословия, равно как и богословие от политики.
Мы посетили и священный город шиитов — Кум, где находится более 100 высших учебных заведений и где проживают великие аятоллы. Я бы сравнил этот город с Ватиканом, но в его исламском варианте. Здесь когда-то учился аятолла Рухолла Мусави Хомейни, здесь же находится одна из основных святынь Ирана — мечеть Фатимы, возведенная на месте гробницы Фатимы Масуме, дочери седьмого шиитского имама. Мы побывали в этой мечети, а затем побеседовали с ведущими учеными-исламистами из университетов Кума. Кроме этого, впервые в истории нашей российско-иранской комиссии состоялась уникальная встреча — с верховным аятоллой Хусейном Нури Хамадани. Это уже очень пожилой человек — ему 91 год. Бросается в глаза, что его рабочая канцелярия выглядит очень скромно по сравнению с его положением. Хотя, по сути, верховные аятоллы в Иране — это небожители, с простым народом они общаются очень мало. Но при этом Нури Хамадани — очень доброжелательный человек с философским складом ума и явным интересом к политике. Однако, как я уже сказал, политика здесь неотделима от духовной сферы. Конечно, мы говорили с ним и корнях того международного зла, которое зовется терроризмом, и о недавних событиях, связанных с решением Трампа выйти из «иранской ядерной сделки». Я понял со слов Хамадани, что иранцы очень сожалеют, что вообще согласились на эту сделку. Им казалось, что на этот раз Запад их не обманет, но все обернулось как обычно: США в последний момент разорвали все соглашения.
На этом фоне разительно выделяется отношение иранцев к России — очень искреннее, теплое и исполненное надежд на сотрудничество. При этом в народе очень почитаем Владимир Путин — при упоминании его имени сразу появляется улыбка на лицах, кое-кто даже поднимает большой палец вверх: дескать, Путин — это «то, что надо». Что касается США, то в Иране господствует убеждение, что именно американцы породили запрещенные в РФ террористические группировки — «Аль-Каиду» и ДАИШ.
Еще один момент, который мне запомнился из моей беседы с великим аятоллой, — это разговор об отношении к христианам. По словам Нури Хамадани, в той же Саудовской Аравии сознательно прививается злоба по отношению к последователям Христа. «У нас, шиитов, нет этого, — сказал аятолла. — Мы постоянно напоминаем, что христиане — это тоже люди Книги». И действительно, я не чувствовал на себе в Иране никакой ненависти и косых взглядов. Когда мы заходили в мечеть Фатимы, там присутствовали тысячи людей, мечтающих прикоснуться к священной гробнице. Я был в своем священническом облачении с крестом, и никто не сделал мне ни единого замечания. Наоборот, я ощущал всеобщую благожелательность. Понятно, что, когда на дипломатическом рауте все тебе улыбаются, к этому обязывают воспитание и этикет. Но когда народ, свободный в проявлении своих чувств, тоже дарит тебе свою улыбку, это ценнее во сто крат. Очень многие, особенно женщины, даже стараются дотронуться до твоей одежды.
Когда мне говорят, что в современном глобальном мире невозможно быть самостоятельным и идентичным, я обыкновенно отвечаю: «Возможно! Посмотрите на Иран. Если у государства есть идеалы и эти идеалы не чисто земные, а укорененные в высших смыслах, тогда это государство непобедимо».
«О Татарстане иранцы очень много знают и очень по-доброму отзываются о Минниханове»
Не исключаю, кстати, что наша следующая встреча в рамках диалога «Православие — Ислам» пройдет в Казани. Как правило, мы чередуем места работы своей комиссии, организуя форумы то в Москве, то в Тегеране. Теперь, как я считаю, настало время включить в этот ряд и Казань. Иранцы восприняли мое предложение позитивно: о Татарстане здесь очень много знают и очень по-доброму отзываются о Рустаме Минниханове. В свое время в столицу РТ приезжал бывший генпрокурор Ирана Эбрахим Раиси, выставлявший свою кандидатуру на прошлогодних президентских выборах и набравший, кстати, около 30% голосов. Я был в числе тех, кто его принимал, и он уже тогда очень тепло отзывался о нашей республике. Конечно, противоречия между суннитами и шиитами полностью снять невозможно, но для того, чтобы эти противоречия не обострялись, третьим силам, привыкшим вбивать клинья в любые конфликты, нужно просто отойти в сторону. Люди сами разберутся между собой.
На настоящем отрезке исторического пути Иран — это наш партнер и союзник. Хотя я люблю повторять в этом контексте знаменитые слова императора Александра III о том, что у России только два настоящих союзника — армия и флот. Все остальное в мире ненадежно. Нельзя полностью доверять кому-то и полагаться на него в международной политике. Но при этом следует ценить саму возможность партнерства с Ираном, которое, дай Бог, поможет всем нам решить ближневосточные проблемы.
Из Ирана наша делегация улетала 9 мая — в День Победы. Перед вылетом мы поздравили с праздником сотрудников нашего российского посольства, побывали в мемориальной комнате, где встречалась тегеранская тройка Сталина, Рузвельта и Черчилля. А за несколько дней до этого, 6 мая, я возглавил богослужение в Николаевском соборе Тегерана. Среди прочих мне сослужил мой бывший секретарь, настоятель храма отец Александр. Мы помянули, конечно, погибших воинов Великой Отечественной войны, я произнес проповедь, причастил прихожан. Очень важно для русской православной церкви иметь в Иране такую точку опоры. Между прочим, при соборе действует богадельня, куда мы принимаем не только православных, но и мусульман. Что касается наших прихожан, то среди них очень много не только посольских работников и членов их семей, но и российских специалистов, работающих здесь на строительстве атомных станций.
Спустя несколько дней после нашего возвращения в Россию Священный Синод дал высокую оценку по результатам нашей миссии и принял решение: продолжать диалог «Православие — Ислам».
