Доклад, прочитанный на торжественном заседании Казанского церковно-исторического общества 27 декабря 1913 года; он представляет собою значительное сокращение статьи профессора Императорской Казанской Духовной Академии И. М. Покровского, напечатанной в Церковных Ведомостях 1913 года. №№ 50, 51—52.
Скоро исполнится год, как на Руси повсюду совершались славные торжества по случаю трехсотлетия царствования благословенного Дома Романовых на Русском престоле. Исключительное событие в Русской истории заставило вспомнить самоотверженных борцов, вставших на защиту Православия, русской национальности и единства Московского государства в смутную эпоху начала XVII века, вспомнить деятелей освобождения Москвы, а с ней всей России, от поляков и возведения на Русский царский престол боярина Михаила Феодоровича Романова, избранного на всесословном Земском Соборе 21 февраля 1613 года.
В связи с минувшими всероссийскими торжествами «достойно» и «праведно» причтен к лику русских святых великий страдалец за Православие и Русь святитель Ермоген, патриарх Московский и всея Руси.
Среди имен славных деятелей, причастных событиям начала XVII века на Руси, воспоминалось и имя святителя Ефрема, митрополита Казанского, но лишь попутно.
К сожалению, и в массе написанного по случаю трехсотлетия Царствования Дома Романовых очень мало уделено внимания митрополиту Ефрему, не смотря на то, что он был исключительным деятелем в Казанском крае. Исполнившееся 26 декабря настоящего года трехсотлетие со дня кончины митрополита Ефрема (26 декабря 1613 года), обязывает сказать о нем особо, как церковно-патриотическом деятеле в смутное время, особенно при воцарении Дома Романовых на Русском Престоле, которое по справедливости считается величайшим событием в истории русского царства и в жизни русского народа после тех потрясений, которые Русь перенесла в начале ХVII века, в частности Казанский край, являвшийся естественным связующим звеном между старыми русскими областями Верхнего Поволжья, и вновь присоединенными областями Нижнего Поволжья, лежавший на пути из Сибири и Приуралья в Москву. Московское государство сохранением за собою Казани, этого важного политического звена, много обязано именно Казанскому святителю. Митрополит Ефрем оказался главным защитником исконных русских государственных и церковных порядков на обширной восточной полуинородческой окраине в тяжелую годину «московского разорения» или «смутного времени», когда государственное разложение и политическое развращение на Руси, начавшееся по смерти последнего Рюриковича, необыкновенно усилились с появлением самозванцев, когда составные части великого Русского политического организма — царства Владимирское и Московское, Новгородское со всем севером, Казанское, Астраханское и Сибирское, входившие в титул Московского Государя, потянули врозь, когда распадение и гибель Московского государства казались неизбежными. К счастью России, в ней нашлись достойные русские люди, отдельные несокрушимые патриоты и борцы, составившие собой такую силу, о которую разбились все козни врагов Русской Церкви и государства. В Казанском крае таковым был митрополит Ефрем, занявший казанскую кафедру после святителя Ермогена, возведённого в сан московского и всероссийского патриарха (З июля 1606 года). Новый Казанский святитель, поставленный в сан митрополита в августе 1606 года, явился достойным преемником патриарха Ермогена и деятельным соработником в тяжелом деле умиротворения Руси.
В качестве охранителя церковных и политических интересов Московского государства на восточной окраине митрополит Ефрем находился в исключительно тяжелом положении. Своим церковнополитическим взором он должен был обнимать весь юго-восток и восток тогдашней Руси с царствами Казанским, Астраханским и Сибирским и при том, в такое время, когда в Казани и Астрахани жилось особенно неспокойно, а для Сибирских городов представлялась возможность безнаказанно отложиться от Москвы.
Астраханское царство приютило у себя первого самозванца до вступления его в Москву. Сторонники Москвы и царя Василия Шуйского погибли от руки повстанцев. Дьяк Карпов был сброшен с раската. Астраханского архиепископа Феодосия, открыто обличавшего первого самозванца на глазах своей паствы, также не стало. 8 декабря 1606 года он скончался в Царицыне по пути из Москвы во вверенную ему епархию.
Для подавления астраханского мятежа из Москвы послан был боярин Ф.И. Шереметев, который с большим трудом подавил мятеж, пробыв в Астрахани около двух лет.
Возвращаясь из Астрахани осенью 1608 года чрез Царицын, Шереметев привез с собой в Казань тело архиепископа Феодосия. Митрополит Ефрем торжественно встретил прах своего духовного соратника и похоронил его в самом почетном месте — в Спасо-Преображенском монастыре, где были погребены великие подвижники и угодники Казанские, прославленные святители Гурий и Варсонофий. Таким своим отношением к одному из достойнейших русских иерархов смутного времени, митрополит Ефрем ясно всем показал, что его личным церковно-политическим девизом, как и почившего архиепископа Феодосия, является стояние за православие, русскую народность и порядок в государстве с законной властью. Когда смута улеглась, Астраханцы вспомнили про архиепископа Феодосия и в 1617 году с честью перевезли гроб его в Астрахань.
Митрополит Ефрем простирал свое влияние и на Сибирь. Благодаря ему Казань и все сибирские города остались за Москвой, когда почти все города отступили от Москвы, и даже тогда, когда с изменой Москве Владимира и Мурома, Казань оказалась отрезанной от Москвы.
Труднее для митрополита Ефрема было удерживать неспокойные окраины от греха измены, которым тогда страдала вся Русь. Митрополиту Ефрему скоро пришлось в своей епархии, по близости к Казани, встретиться лицом к лицу с печальною действительностью, в первый год вступления Шуйского на престол. Измена открылась в Свияжске, созданная посланниками Шаховского и Болотникова. Про измену свияжан узнал митрополит Ефрем и наложил запрещение на клятвопреступников, а вместе с тем приказал местному духовенству не принимать от них церковных приношений. Решительная мера властного архипастыря так подействовала на свияжан, что виновные смирились, раскаялись в том, что «омрачились прелестью», особым челобитьем они просили царя о помиловании и прощении им вины, а патриарха о снятии запрещения. Царь простил виновных, патриарх соборно разрешил их от запрещения. Митрополит Ефрем за свой поступок с свияжанами от имени собора получил особую грамоту с благословением и поручением впредь иметь попечение о своей пастве и удерживать ее от «вражей прелести» и «накрепко» оберегать от смуты всю свою паству в Свияжске и Казани. Еще труднее было святителю влиять на инородцев, стоявших вне ограды его паствы. Взбунтовались инородцы, к ним присоединилась часть повстанцев из литовцев, стрельцов и даже бортников с подымными людьми, разогнанных из низового Поволжья Шереметевым; смешавшись с местными мятежниками, они сосредоточились у Чебоксар и Свияжска. Рать Шереметева перешла сюда. Кровопролитные бои я победы Московского войска над мятежниками под Чебоксарами, в самом конце 1608 года и под Свияжском 1 января 1609 года, заставили мордву, черемис и татар присягнуть Василию Шуйскому.
Митрополит Ефрем, все Казанское духовенство и лучшие граждане города Казани внимательно следили за победами законной московской власти над разноплеменными мятежниками. Каждое известие о победе над мятежниками встречалось с чувством, великой радости. Служились торжественные молебны со звоном колоколов в самой Казани. С особыми гонцами рассылались грамоты по соседним областям с описанием побед над мятежниками и воровскими шайками. Грамоты эти встречались в городах также с восторгом и отмечались, как например, в Вятке, служением молебнов с колокольным звоном.
Интересно отметить, что победы, так торжественно отпразднованные в Казани и Вятке, принадлежали оружию Шереметева. Казанские и свияжские служилые люди были тут, как участники, а не как вожди.
Только в начале марта 1609 года казанские воеводы, увлеченные победами Шереметева и нижегородского воеводы Андрея Алябьева, отправили против мятежников Зюзина и Хохлова с сильной ратью, разбившей наголову мятежников при деревне Бурундукове. Но и после этого мятежи в Казанском царстве не унимались, перекидываясь с места на место, заражая Вятку и Пермь. Кажется, не оставалось ни одного города в Казанской земле, не пострадавшего от них. Воры, изменники и бунтующие инородцы приступали к Тетюшам, Чебоксарам, Свияжску, Козмодемьянску, Санчурску, Алатырю, Курмышу, Ядрину и другим; они грабили храмы и монастыри. Нагорная страна вся оказалась в районе мятежа.
Победы Шереметева, Зюзина и Хохлова над мятежниками ясно показывали, что и дальнейшая борьба с мятежами должна вестись воинским оружием. К сожалению казанское войско было чрезвычайно пестро по своему составу. В миниатюре оно представляло собою все казанское царство со множеством его племен и народностей. К тому же самые предводители воеводского управления проявляли какое-то странное поведение. Раз выступив против мятежников, такое войско постепенно превращалось в какую-то неподвижную массу и, конечно, не имело желательных митрополиту Ефрему результатов.
Положение митрополита Ефрема, поставившего своею целью сохранение мира во вверенной ему пастве, было очень тяжелое. Тяжесть положения митрополита Ефрема увеличилась еще тем обстоятельством, что в Москве и вообще в России государственная жизнь плохо налаживалась.
Царствование Тушинского вора параллельно Василию Шуйскому более 4-х лет мутило и раздирало усобицами русскую землю, в частности царство Казанское. Грамоты из Москвы на восточную окраину через Казань о признании власти Царя Шуйского встречались там с грамотами из тушинского лагеря и от лиц, недовольных Шуйским. Московские грамоты писались горячо, тушинские «проклятые листы» зато много обещали тяглому сословию. Разноглазые грамоты еще больше вносили разлад в составные части русского государства. Падал авторитет, исчезала и популярность Василия Шуйского, слабело влияние Москвы на важнейшие центры областных управлений. А вместе с этим для митрополита Ефрема открывалась настоятельная нужда деятельность свою направить на сохранение государственного единения Казани с Москвой и подчинению ее законному московскому царю, что при ненадежной воеводской администрации было чрезвычайно трудно осуществить Казанскому святителю.
Свержение Шуйского с престола (17 июля 1610 года) не улучшило, напротив ухудшило положение Московского государства и внесло новые волнения, весьма неблагоприятно сказавшиеся на окраинах, в частности в Казанском царстве.
Выбор в цари королевича Владислава и присяга ему Москвы 27 августа 1610 года не принесли ожидаемого некоторыми мира государству. Первые дни владычества поляков дали патриарху возможность разгадать тайные планы коварного Сигизмунда и он не только благословил образование ополчения для свержения польского гнета, но и сам стал во главе движения.
Наконец, смерть Тушинского вора 11 декабря 1610 года внесла, еще большую анархию в народные массы; в Казани она вызвала небывалую смуту.
В числе Казанских правителей оказались изменники, целовавшие крест уже убитому самозванцу — Тушинскому вору. Во главе измены встал дьяк казанского воеводского управления Никанор Шульгин, мечтавший о создании особого понизового царства.
В самом начале января 1611 года казанцы разделились на две партии: одна во главе с Шульгиным стояла за Тушинского вора, о смерти которого, по-видимому, многие не знали в Казани, другая партия во главе с казанским воеводой Богданом Бельским убеждала казанцев не целовать креста «вору», а целовать тому, кто будет избран на Московское государство. Шульгин победил. 9 января 1611 года начался привод казанцев к присяге Лжедимитрию и в то же время, совершилась расправа с единомышленниками Бельскаго. Сам Бельский был сброшен с башни и убит. Воевода Бельский был не единственной жертвой январских событий 1611 года в Казани. Вместе с Бельским убит, сброшенный с раската один из местных ратных начальников Феодор Захарьевич Лютишн.
После 9 января 1611 года из Казани стали рассылаться обманные грамоты от имени казанских воевод Морозова и Бельского (убитого), дьяков Шульгина и Дичкова со всеми казанскими людьми, убеждавшие вятичей, по примеру казанцев, целовать крест Лжедимитрию. Конечно, грамоты, сфабрикованные в Казани, имели бы еще больший успех, если бы в них в числе присягнувших Лжедимитрию стояло имя митрополита Ефрема. Но митрополит Ефрем и все казанское духовенство с лучшими и богобоязненными людьми стояли в стороне от затеи Шульгина, глубоко скорбя о том, что они были бессильны предотвратить смуту, при всем желании сделать это. К счастью, на третий день после убийства Бельского и присяги казанцев Лжедимитрию пришел из Калуги в Казань Олешка. Тоузаков и сообщил об убийстве Вора и о том, что из Ярославля прислана грамота с увещанием, чтобы всем быть в соединении и стоять за Московское государство. Казанские мятежники и убийцы, получив такие сведения, раскаялись в том, что целовали крест Вору и неповинно убили окольничего (боярина Бельского). Дьяк же Шульгин, проиграв свое дело с фантастическими планами, однако не отказался от своих заветных мечтаний, он стал только действовать скрытнее и осторожнее.
Продолжение следует
Источник: Известия по Казанской епархии, 1914 год, №2
