Настоящая статья была перепечатана «Известиями по Казанской епархии» из «Самарских Епархиальных Ведомостей» (№13-й, 1909 г.) в том предположении, что соображения, в ней высказанные, должны быть интересны для казанцев, потерявших драгоценную святыню.
За последнее время почему-то опять возбудилась надежда разыскать святыню, похищенную специалистом по части иконокрадства, — пресловутым Чайкиным. Казанский Совет «Союза Русского Народа», говорят, приобрел в свою собственность дом, где жил Чайкин, чтобы вновь производить там раскопки, не доверяя умению лиц судебной профессии, искавших в свое время икону. Небезынтересны потому соображения по вопросу, поставленному в заголовке статьи, принадлежащие лицу, близко и подробно знакомому с предварительным и судебным следствием о хищении иконы.
О том, что икона сожжена, имеются показания только тех женщин, которые жили со Стояном (Чайкиным) и хотя они обвинены только в «недонесении», но, если не гоняться за юридической точностью определений, остались и будут в глазах современников и потомства укрывательницами этого преступления. Чуждые всякого раскаяния, связанные с преступником родственными и сердечными отношениями и общими интересами воровской шайки, наконец — находившиеся под подавляющим влиянием такой сильной личности, как этот Стоян, — они, несомненно, должны были и будут скрывать, что икона скрыта, а не сожжена, если заранее условлено говорить, что она сожжена. Сверх того, следует добавить, что и они говорят не положительно, а лишь в виде предположения: «может быть, икону, а может быть просто дощечку какую-нибудь» (жег Чайкин).
«Свидетели сообщали, что Казанская икона не уничтожена, а попала в руки Шамовой»
Доверие к их рассказу держится только на том, что в печи, в золе, найдены были обгорелые остатки ризы с иконы и того бархата, которым она была обложена под ризой, а также слюды, покрывавшей те места иконы, которые не были закрыты бархатной пеленой. Но факт остается фактом, что следов самой иконы, т. е. «доски», на которой она была написана, не обнаружено; эксперты не могли по углям определить, есть ли между ними липовый уголь (доска была из липового дерева). Предполагают, но положительно не установлено, что найденные в золе мелкие кусочки (крупинки) золотистого цвета, с одной стороны, и белого с другой представляют остатки «загрунтовки с позолотой», как они и называются в актах обыска и экспертизы, так как известно, что икона была писана не прямо по дереву, а по загрунтовке, покрытой позолотой, а загрунтовка эта старинными иконописцами делалась толстым слоем из разных составов белого цвета. Вот эти крупинки и являются самым главным, — да и единственным «доказательством» факта сожжения. Но здесь же мы встречаемся и с главнейшим поводом к сомнению в этом факте, так как, во 1-х, чем объяснить, что этой «загрунтовки с позолотой» оказалась в золе так мало? Если она такого состава, что не может сгореть, то должно бы найтись в золе все количество загрунтовки покрывавшей доску; во 2-х, чем объяснить, что найденные крупинки не носят следов пребывания в огне — они даже не закоптели. Отшибите кусочек самой современной багетной рамки и получатся осколки совершенно такие же: с одной стороны белые и неровные, с другой — гладкие с «позолотой». Но тут, к сожалению, мы встречаемся с недостаточностью исследований, произведенных при следствии.
Не подлежит никакому сомнению, что у Чайкина не дрогнула бы рука расколоть и сжечь икону, хотя бы особенно чтимую всем православным миром. Если свыше суждено было этой иконе исчезнуть с лица земли, то орудием Промысла вполне готов был сделаться такой специалист по святотатству, как этот Чайкин. У неофитов отрицания религии тем больше своего рода фанатизма неверия, чем менее они образованы и развиты: щегольнуть кощунством — это их слабость. Но, с другой стороны, есть целый ряд сомнений, основанных также на знакомстве с личностью преступника: выходящий из ряда по уму и сообразительности, — мог ли он упустить из виду, что в его руках такая «ценность», которая может дать ему больше, чем все бриллианты и жемчуга, с нее снятые? Это факт, что православный народ готов бы был даже освободить Чайкина от всякого наказания, если бы этой ценой можно было вернуть святыню. Верно, что желание как можно скорее скрыть следы преступления могло отуманить его сообразительность; а может быть, подталкивал на уничтожение и невольный затаенный страх перед святыней. Но, с другой стороны, какой риск был нести через весь город, уже на рассвете, такой предмет, как иконы, в ризах! В карман их не спрячешь. Наиболее вероятным считается, что воры и не шли по улицам, а спустились на берег Казанки и берегом обошли к тому дикому пустырю на окраине города, где был дом Шевлягина (квартира Чайкина). Я лично думаю, что воры имели наготове лодку, чтобы, под видом запоздавших катающихся, которых летом на Казанке много, ни с кем не рискуя встретиться, добраться до дому. Но в таком случае более чем вероятно, что в лугах за Казанкой или вообще на ее берегах они и зарыли иконы, снявши с них ризы, которые в скомканном виде можно было и по карманам распрятать. Если б они здесь просто бросили иконы, они были бы давно найдены. Нести их домой было опасно и бесцельно после снятия с них драгоценностей.
Таким образом, для сомнений в том, что самые иконы сожжены, — остается полный простор.
Известия по Казанской епархии. — 1909 г. — №34. — с.954-957
