Как не вспомнить притчу о званных на пир, глядя на небольшое число причащающихся на Литургии? И вроде бы все подходит — вот званные и не причащающиеся, а вот избранные причастники. Но нет, опасно приводить такие аналогии. Не о том притча... Ведь все, кто стоит в храме, отложили свои дела. Нет здесь тех, кто пошел тестировать новый автомобиль, и нет тех, кто решил с утра пораньше осмотреть купленную квартиру. Но как же так получилось, что Причастие из обязательного условия присутствия на Литургии превратилось в таинство по желанию?
В 9-ом апостольском правиле мы читаем: «Всех верных, входящих в церковь, и писания слушающих, но не пребывающих на молитве и святом причащении до конца, как бесчиние в церкви производящих, отлучать подобает от общения церковного».
Для начала коснемся вопроса о том, как вообще христиане смогли создать такую удивительную общность и в жизни, и в вере, и в богослужении. Из книги Деяний апостолов мы видим, насколько значимо было для первых христиан их абсолютное единство. Будучи едины в евхаристическом общении, они были едины и в бытовой сфере своей жизни. Анания был наказан Господом не за то, что взял чужое, а за то, что утаил свое имущество от апостолов (Деян. 5:3-5).
Возникает вопрос: такой уклад жизни норма на все времена или уникальное и неповторимое явление в истории Церкви? Ведь прекрасен росток нового дерева, но пройдет немного времени и он огрубеет, покроется корой, а цвет листвы уже не будет таким ясным и чистым. Прекрасен младенец своей чистотой, но пройдем время, и окружающая среда наложит и на него свой противоречивый отпечаток. В нашем мире для всего есть свой контекст. К примеру, для природы он климатический, а для человека — социокультурный. Церковь существует в социуме и в той культурной парадигме, которая сложилась в определенную эпоху.
В какую же социокультурную среду приходит христианство? Из посланий апостола Павла мы видим, что среда эта городская. Рим, Ефес, Коринф — это все крупные античные города со своей особой атмосферой. При этом многие из них уже давно утратили общинный строй. По словам известного социолога Макса Вебера, городская община возможна лишь при условии наличия собственного судопроизводства и выборного органа самоуправления. Очевидно, что государственное устройство Римской империи стремилось к строгой централизации власти. Отсутствие общинного уклада жизни накладывало свой отпечаток и на частную жизнь обычных горожан — индивидуализация жизни и собственности была главной чертой, отличающей городскую жизнь от сельской.
Учитывая все вышесказанное, можно сделать вывод, что христианская община была искусственно смоделированной средой. В самом обществе не было предпосылок для создания внутри себя самостоятельной и гармоничной общины. Напротив, главную роль здесь сыграл скорее культурный разрыв между христианами и язычниками. Гонения за веру спровоцировали консолидацию первых христиан в единое и независимое общество. Главным критерием принадлежности к христианству стало участие в преломлении хлеба или Таинство Причастия. Но гонения не были постоянны. Они то затихали, то вновь возобновлялись в тех или иных регионах Римской империи.
Начиная со II века с христианами уже не гнушались спорить, принимая их за равнозначных оппонентов, а не просто за обезумевших фанатиков. Пропасть между христианской общиной и эллинистическим обществом постепенно сужалась, взаимного влияния было все больше, и в конце концов общность христиан растаяла в индивидуализованном пространстве жизни. Читая послание апостола Павла к Коринфянам, нам сложно поверить, что к ногам апостолов принесли бы свое состояние те, кто не желал даже пищу разделить с неимущими (1.Кор.11:21).
Первое, что утратила Церковь, — это общность в быту. Затем стало невозможно сохранить единовременное участие всех христиан в таинстве Евхаристии. Бывшее языческое общество, становясь христианским, неизбежно ставило всю Церковь перед вопросом: как совместить обязательное участие в Евхаристическом общении с необходимой для этого нравственной чистотой? Ведь стать христианином в условиях гонений уже является невероятным подвигом, а постоянная угроза смерти настраивает мысли и чувства на верный лад. Но совсем иначе обстоит дело в эпоху после правления императора Константина Великого. Несмотря на противостояния уже внутри самой Церкви, жизнь стала более размеренной и приземленной.
Для достижения правильного духовного состояния понадобились особые правила, преуготовляющие человека к Причащению, — исповедь, посты, епитимьи и определенные молитвы. В этом выразилась крайняя забота Церкви о своих чадах. Отцы Церкви пожертвовали единовременным и обязательным причастием ради того, чтобы предотвратить формальное и безрассудное участие верных в Таинстве всех Таинств. Начиная с IV века Церковь знает разделение на приступающих к таинству Причащения и кающихся.
Но как же быть с апостольским правилом? С ним не так все просто. Мы видим, что апостолов беспокоит бесчиние. Но какое бесчиние производит тихо кающийся в тени храма человек, не приступая к таинству причащения? На него начнут показывать пальцем или коситься? Но тогда здесь вопросов больше к причащающимся. О чем думают они, отходя от самой главной святыни в своей жизни? Возможно, подобными вопросами задавался византийский толкователь XII века, патриарх Антиохийский Федор Вальсамон. Он отошел от традиционного понимания этого места и предположил, что бесчиние заключалось не в присутствии непричащающихся, а в том, что некоторые по лености уходили с богослужения раньше времени, отказываясь лицезреть Причащение своих братьев и сестер по вере. Ради предотвращения этого и был введен антидор, что в переводе означает «вместо дара», который и раздавался не причащавшимся в конце Литургии. Ведь радоваться за других и благоговеть рядом с ними перед святыней — это тоже немалый дар, который складывает общность и делает нас духовно близкими.
Утрата общинного строя жизни первых христиан была скорее неизбежна. Возврат к ней при современной открытости Церкви по отношению к обществу, практически невозможен. В храмах всегда будут стоять причастники и те, кто пришел только ради молитвы. Но самое главное, что границы Церкви как Тела Христова не распадаются в пространстве и времени. А значит Христовы как те, кто причастился сегодня, так и те, кто приступил к Чаше неделю назад при условии их нравственной чистоты. Книга Деяний являет нам икону Церкви. Это та заря духовного единства, из которой мы вышли и в которую должны вернуться. И конечно, нам всем необходимо стремиться к светлым моментам общего Причащения, т.к. христианин должен чувствовать не только общность со Христом, но и общность с ближними во Христе. Такой опыт учит человека ценить родство по духу, несмотря на отсутствие родства по крови.
«Один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас» (Еф. 4:4).
